Уткин отреагировал на уход из жизни Рейнгольда

Спортивный журналист Василий Уткин прокомментировал уход из жизни ветерана «Спартака» Валерия Рейнгольда.

С уходом Рейнгольда уходит не эпоха, нет. В нашей футбольной журналистике, в нашем футболе, в нашей прессе существовал некий институт стариков. Стариков, которые говорят, высказывают мнение. Они совершенно разным образом оказались в медийном поле, представляют разные слои в футбольной культуре и истории.

Как появился в медийном пространстве Рейнгольд? На «НТВ Плюс» с экспертами всегда была проблема — был довольно узкий круг людей, которых хотели видеть зрители. И хотелось, чтоб появлялись люди новые. И проходящий мимо Маслаченко сказал: «А позовите Валерку», — он так говорил о Рейнгольде. Позвали мы Валерку, и оказалось, что Валерий Леонидович — очень даже интересный дядька, потому что бескомпромиссен, потому что долго молчал — видимо, много думал. Думать он, видимо, привык.

Что мы получали от этих стариков? Старость мудрости не равна, это факт. Люди, которые живут давно, их отличает невовлеченность в существующий мир. Они как бы в нем, но и отдельно. Они очень ценят, когда их спрашивают, и говорят откровенно, хотя не обязательно глубоко и мудро — когда как. У них есть свои табу, но не те, что у тебя, они не члены корпорации.

Это поколение спикеров, которое сформировалось спонтанно, проходит некая цепочка: они почти все спартаковцы. Сейчас остается один Евгений Серафимович [Ловчев] в сущности. Я вот думаю о том, что мы теряем с уходом из жизни Рейнгольда, которого в последнее время о чем-либо спрашивали все реже и реже. Это тоже закономерно: новых-то впечатлений у стариков нет.

Всегда будут седые люди, которые будут говорить, но все меньше и меньше тех, кто работал со Старостиным — точкой отсчета российского футбола. Что это давало? Это давало тот эффект, что мы к ним прислушивались. Что именно они говорили, не всегда было ценно, но всегда заставляло нас задуматься. Эти старики были и остаются таким витамином размышления, а все остальное — эпитеты, наносное. Остается чувство некого благоговения.